Крымскому референдуму 4 года

Статья из цикла «Россия, как она есть», впервые опубликована на сайте Станрадар.

Скоро исполняется три года с момента вхождения Крыма в состав России. 16 марта 2014 года, в Крыму прошел референдум, по итогам которого полуостров вошел в состав России.

Сегодня многие рассматривают это событие, как прецедент, со знаком плюс или минус, который может повториться в иной части постсоветского пространства при тех или иных условиях. Некоторые политики даже используют эту тему, чтобы формировать в обществе и элите страх перед «русским миром», во многом просто повторяя пропаганду «послереволюционного» Киева.

Чем же действительно было это изменение государственной принадлежности Крымского полуострова? Несмотря на искушение многих авторов свести все захватнической политике России, нужно признать – выходу Крыма из состава Украины предшествовало внутреннее политическое движение, развивавшееся параллельно с т.н. «Евромайданом».

 

Движение на местах

Это легко проследить, например, по заявлениям Верховной Рады Автономной Республики Крым (ВР АРК).

13 февраля 2013 года, за год до победы Майдана, парламент выступил с заявлением об осуждении выступлений ультраправых украинских националистов и призвал население Крыма объединиться в антифашистском движении.

27 ноября парламент выступает с осуждением националистической оппозиции и ее выступлений в Киеве, призвал власти к подавлению беспорядков. Крым выражал обеспокоенность тем, что радикалы выступали за подавление культурных и языковых черт, которые характерны для Крыма.

По мере обострения политической ситуации Верховная Рада Крыма стала применять все более жесткую риторику. После обострения ситуации в Киеве и начала захватов административных зданий крымский парламент публикует знаменитое заявление от 12 декабря 2013 года:

«Мы с вами рискуем потерять все, чего с таким трудом достигли за годы существования нашей республики… Автономия в опасности! Будем готовы встать на ее защиту».

На тот момент Россия не рассматривала вариантов какого-либо военного вмешательства в Крыму, а строило свою политику на партнерство с официальным Киевом. 17 декабря был подписан российско-украинской пакет стратегических соглашений о совместных проектах в авиастроении на многие миллиарды долларов. Планировалось создание совместного авиастроительного производства, Киев получал крупный кредит, политический ветер – явно дул не в сторону конфронтации.

20 января 2014 Верховная Рада Крыма впервые поставила вопрос о правовом статусе республики, заявив об отказе участвовать в любых досрочных выборах и пригрозив провести референдум о статусе полуострова, так как «крымчане не будут жить в бандеровской Украине». Фактически власти автономии выдвинули ультиматум центральным властям: если Киев не защитит жителей Крыма от националистов-радикалов, то парламент считает возможным отделение от Украины.

Подчеркнем, на этот момент в Крыму не предпринимали активных действий российские войска, не было каких-либо отрядов вооруженной самообороны, не подчиняющихся властям. Однако избранные населением власти острова официально поставили вопрос об отделении, который нашел широкую поддержку. Напомним, еще в 2011 году Программа Развития ООН провела социологическое исследование в Крыму, опросив жителей о возможном воссоединении с Россией. Тогда 65,6% опрошенных выступило за такое решение. Через 3 года – сторонники отделения от Украины никуда не исчезли, их число даже, видимо, выросло.

При этом события в Крыму – были лишь частью движения на Юго-востоке Украины. В феврале-марте 2014 года многие региональные парламенты выступили с жесткими заявлениями в адрес новой Киевской власти и совершенного ей переворота. К числу наиболее жестких можно отнести заявление Луганского областного совета от 2 марта 2014, где захват власти сторонниками Майдана признавался нелегитимным и выбрасывался лозунг федерализации Украины. 1 марта аналогичная резолюция была принята Донецким советом. В отличие от Крыма здесь вопрос о независимости не ставился, пока конфликт не перешел в силовую плоскость.

Еще до этого 22 февраля в Харькове прошло собрание депутатов региональных парламентов Юго-востока Украины, где также принимались негативные для Майдана резолюции, а местные власти заявляли о взятии на себя «ответственность за обеспечение конституционного порядка на своих территориях». Можно долго спорить об исторической правоте «Киева» или «Харькова» в 2014 году, однако юридически, после бегства из столицы президента Януковича, обе стороны находились в «серой зоне» и, определяя новый порядок, выходили за границы своих конституционных полномочий.

При этом в обоих политических центрах действовали политики, попавшие в политическую элиту еще до начала кризиса. Депутаты Верховной Рады и региональных советов, избранные населением, не спешили договориться между собой, а явно стремились размежеваться.

Если движение в Киеве можно объяснять политическими неудачами бывшего президента, то оппозиция «Майдану» возникла в считанные месяцы, причем и в лице региональных политических элит, и их избирателей. Возмущение на Юго-востоке быстро приняло более организованные и масштабные формы, чем, например, движение за выхода Казахстана из состава СССР в 1986-1991 гг.

 

В чем же причина конфликта?

Разлом имени Хантингтона

Еще в 1990-е годы западные исследователи констатировали, что получившая независимость Украины попала в число «расколотых государств», чья территория разделена «культурными разломами» на несколько частей, что создает риск распада. Теорию расколотых государств, в том числе применительно к Украине, выдвинул американский социолог Сэмюэл Хантингтон и она быстро получила популярность среди политиков, ученых и писателей.

Основной проблемой стали не культурно-языковые различия, как таковые, а – разное электоральное поведение трех социальных поясов Украины («запад», «центр», «восток»), который выделили исследователи. Разные части страны с большей охотой голосовали за разных политиков, причем не только по признакам общности языка или внешнеполитической ориентации. Тем или иным политикам «чужие» региона субъективно отказывали в «лидерских» качествах, харизма, умении найти общий язык с электоратом – их просто не принимали.

В этих условиях противостояние между партиями могло подменяться противостоянием между регионами страны, причем более жестким, чем в случае соперничества «южан» и «северян» в Кыргызстане или конкуренцией между казахстанскими жузами. Жесткое географическое и языковое, а не семейное разделение, создает базу для более глубоких конфликтов.

В 2000-е года противостояние между «востоком» и «западом» в период транзита власти Кучма-Ющенко-Янукович сглаживалось неформальными компромиссами между Киевом и региональными, в особенности в сфере языка и культуры.

Однако новая «постреволюционная» власть сразу взяла «курс» на продавливание ограничительной языковой политики. Верховная Рада, уже 23 февраля 2014 года, отменила закон о статусе региональных языков, который критиковался за половинчатость, но давал хоть какие-то гарантии нетитульным языкам, включая русский и татарский.

Подобные намерение провозглашались радикалами, захватившими власть еще в 2012-м, в ходе т.н. «языкового майдана», что, естественно, пугало Юго-восток страны, в особенности – многоязычный Крым.

Первоначально большинство регионов «восточного пояса» не ставило вопрос об отделении, поднимался лишь вопрос о федерализации, расширении культурных и финансовых прав регионов до уровня, который существовал, в частности, в соседней России. Киев в ответ прибег к репрессиям, было официально объявлено, что публичное обсуждение идей федерализации объявляется преступлением. В первые месяцы после «Евромайдана» было арестовано и объявлено в розыск более 800 человек по делам и «сепаратизме». Причем аресты начались задолго до вооруженного противостояния в Донецке и Луганске, и как раз вызвали радикализацию противников Майдана.

Позже, в июне 2014 года, Владимир Гройсман, на тот момент вице-премьер правительства Украины признавал, что курс на унитарность был ошибкой и страна нуждается в «децентрализации», на фоне боевых действий на Юго-востоке, заявления были явно запоздавшими.

Собственно, до начала репрессивной кампании – сторонники унитарной Украины имели все шансы выиграть противостояние в полемике и политической борьбе, так как население региона слишком боялось насилия и эскалации конфликта. Но пришедшее к власти благодаря Майдану новое киевское правительство само пошло на обострение и вызвало кризис, переросший в гражданскую войну.

Майдан. Киев. Фото — Игорь Коваленко

 

А потом начались убийства

Угроза устроить языковую и культурную дискриминацию – один из лучших вариантов как обратить на себя внимание широких масс, но далеко не лучший способ заручиться лояльностью населения регионов после переворота. Однако предопределило отделение Крыма и последующее развитие событий – именно насилие.

Еще в период «Евромайдана» риторика мести политическим противникам, смевшим поддерживать несимпатичного им президента, – была популярна среди сторонников движения. Даже «поэтесса Майдана» Анастасия Дмитрук фантазировала в своих широко известных стихах:

«…И зря прячутся крысы, молятся,

 они кровью своей умоются».

Насилие быстро выплеснулось за пределы киевских столкновений «майдановцев» и полиции. Ночью 20 февраля 2014 года в Черкасской области сторонники «Евромайдана» совершили нападение на автобусы с крымскими сторонниками Януковича, которые приезжали в Киев для участия в митингах. Нападавшие были вооружены в том числе автоматическим оружием. Были сожжены 6 автобусов, избито более 300 человек, а 31 – «пропал без вести», по официальными данным. Известно, что минимум часть пропавших были убиты, а тела зарыты на обочине. Эти события, известные как «Корсунский погром», естественно, всколыхнули Крым.

 

Уже 25 февраля группировка «Правый сектор», участвовавшая в «Евромайдане» заявила, что отправляет в Крым «поезд дружбы», силовые отряды, которые должны были начать преследования противников в Крыму.

Тут уже не оставалось какой-либо недосказанности. Люди столкнулись с угрозой принудительной украинизации – если бы сумели до нее дожить. Тем крымчанам, кто «неправильно» голосовал, публично высказывался и тем более участвовал в политической активности, — прямо и недвусмысленно угрожали расправой. Естественной, под угрозой оказались, в первую очередь, управленческая и интеллектуальная элита полуострова, однако и большинство обычных крымчан чувствовало себя незащищенными.

Нельзя сказать, что страх не имел под собой почвы. Массовое убийство в Доме Профсоюзов в Одессе в мае 2014 года, где по официальным данным погибли 46 человек, — стало лишь наиболее известным актом политического насилия. Антон Геращенко, функционер украинского МВД позже с ностальгией вспоминал, как в Днепровской области подозреваемых в сепаратизме вывозили в лес, подвергали побоям и пыткам. В Донецкой области, в ходе боев в районе Нижней Крынки, прокиевские силовики проводили внесудебные казни и сбрасывали тела убитых в местную шахту.

Что уж говорить о том, что послемайдановская Украина погрузилась в затяжной экономический кризис, столкнулась с массовой безработицей и инфляцией, ростом преступности, развалом коммунальных систем. Подобный кризис на фоне конфликта «востока» и «запада» на Украине ожидали многие. Его прогнозировали, пытались предотвратить, опасались и писали о нем фантастические романы.

Вполне естественно, что в 2014 году жители Крыма захотели оказаться вне новой украинской повседневности. За ее политическими границами, в составе культурно близкой и динамично развивающейся России, только что триумфально принявшей Олимпиаду в Сочи.

Предвыборный плакат в Крыму

Думаю, что любой объективно мыслящий человек поймет этот выбор, просто поставив себя на место крымчан в той непростой исторической ситуации.

Вмешательство российских силовиков лишь исключило развитие ситуации по Донецкому сценарию, позволило избежать боев между сторонниками отделения Крыма и боевиками с континентальной Украины.

Социологический опрос «GfK Ukraine», проведенный на полуострове в марте 2014 году, зафиксировал, что более 86% людей, определившихся с позицией по этому вопросу, – намеревались голосовать за присоединение Крыма к России. Вскоре прошедший референдум  дал схожие результаты.

 

Пример Крыма

Наверное, история Крыма может рассматриваться как урок для постсоветских и не только постсоветских государств.

Ни одна власть, особенно пришедшая к власти в обход конституционных процедур не может бесконтрольно подавлять сколь-либо группы населения, которые ассоциирует со своими политическими противниками. Никакое насилие и показательная жестокость расправ не гарантируются успех такой политике. Наоборот такими агрессивными действиями власть обрекает определенные людей на борьбу за свои права и жизни.

Конечно, люди могут «голосовать ногами», покидать страну, внезапно ставшую чужой. Но они также могут и восстать и унести с собой не только имущества и знания, но – саму страну или ее часть. И позиция далеких или близких соседей здесь уже мало что изменит, если государству «удается» убедить народ в том, что в новой политической системе ему нет места и нет надежды на нормальную жизнь.

Вспомним Чечню. Правительство России в марте 2003 года не побоялось провести референдум о будущей Конституции республики и ее статусе. Несмотря на искушение целиком опереться на военную силу и продиктовать населению региона свою волю. В результате война в Чечне была успешно завершена, и республика стала одним из наиболее политически стабильных регионов страны, поддерживающим существующую политическую систему.

Спустя 11 лет новая украинская власть попыталась разрешить политические противоречия с помощью насилия и потеряла Крым, столкнулась с восстаниями и массовыми протестами в других регионах. Страна вступила в затяжной политический кризис, из которого прежней уже не выйдет.

Это урок для любой страны. Ресурс прочности государства и общества не безграничен, поэтому предпринимая сколь угодно сложные и непопулярные шаги – правительство должно сохранять уважение ко всем народ, населяющим страну. Иначе оно рискует подорвать собственные основы и войти в историю в качестве разрушителей.


[1]Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. Перевод с английского Т. Велимеева, Ю. Новикова. М.: АСТ, 2003.

[2]Стегний А. Региональный фактор развития политической культуры населения Украины // Социология: теория, методы, маркетинг, № 3, 2005. С. 94-122.