«Террористическая эмиграция» из Центральной Азии
О радикализации жителей и выходцев из государств Средней Азии и методах социализации трудовых мигрантов из этого региона в РФ рассказывает Кавказскому геополитическому клубу глава Евразийского аналитического клуба Никита Мендкович.
— События последнего полугода выявили очевидную тенденцию: в сообщениях о подготовке или совершении резонансных террористических актов, причем не только в России (ноябрьские аресты в Москве, стамбульский клуб «Рейна», смертник в санкт-петербургском метро, грузовик-убийца в Стокгольме…) все чаще фигурируют выходцы из Средней Азии, во многом вытеснившие из джихадистских сводок представителей Северного Кавказа. Безусловно, это не означает, что проблема террористической опасности в северокавказском регионе полностью снята. Однако наблюдаемое хорошо согласуется с ранее обозначившимися тенденциями: с одной стороны, жесткого силового противодействия исламистскому радикализму на Северном Кавказе и в Поволжье, а с другой – добровольного выезда радикалов из России (в Сирию и Турцию). Что, на ваш взгляд, означает нынешнее заметное преобладание среднеазиатских имен в списках террористов? Чем оно обусловлено?
— Рост числа выходцев региона среди исполнителей и организаторов терактов за рубежом обусловлен спецификой их преступной карьеры в рамках запрещенной в России террористической организации, именующей себя «Исламское государство», и иных террористических организаций региона. Указанная категория боевиков чаще всего имеет более высокий культурный уровень, чем уроженцы стран арабского Востока, где к боевикам чаще присоединяются маргинальные социальные группы. Боевики из Центральной Азии имеют как минимум неполное среднее образование, часто знают разговорный русский или даже английский на базовом уровне. Часть из них имеет опыт срочной службы. Вполне логично, что именно эти кадры террористы используют для организации терактов за рубежом и особенно в России.
Недавние события в Астрахани и Грозном показывают, что проблема терроризма на Юге России еще не полностью решена, но уже сейчас в других регионах России, судя по заявлениям ФСБ, костяк террористических групп составляют экстремисты из числа трудовых мигрантов из стран СНГ, в том числе – Центральной Азии.
— Среди среднеазиатских имен все чаще встречаются узбекские. Почему именно они? Узбеки больше поддаются радикально-исламистской пропаганде? Находятся в более тяжелых социально-бытовых и политических условиях?.. Чем отличается ситуация в Узбекистане – и в среде узбекских мигрантов в России – от положения в Киргизии, Казахстане, Таджикистане и Туркменистане, а также соответствующих диаспорах в РФ?
— Среди боевиков действительно много этнических узбеков, преимущественно выходцев из Ферганской долины, где в первой половине 1990-х гг. бурно развивались радикальные группы. Тому был ряд субъективных причин — повышенная плотность населения и дефицит земли в регионе, ошибки местного партийного руководства в 1980-е гг, активное проникновение запрещенной в РФ исламистской партии «Хизб ут-Тахрир» в период «перестройки» и первых лет независимости.
Следует оговориться, что этнические узбеки среди боевиков — не всегда узбекистанцы. Например, среди исполнителей и организаторов теракта в Петербурге были именно уроженцы южных регионов Кыргызстана, где традиционно много узбеков. После конфликта 2010 г. существует определенная социальная изоляция узбекских меньшинств, особенно компактно проживающих. На фоне экономических трудностей, например, в Ошской области, существует проблема криминализации некоторых узбекских общин, которые через контрабандный и наркобизнес устанавливают связи с криминально-террористическими группами в Афганистане. Все это создает благодатную почву для вербовщиков-радикалов.
Судя по сообщениям СМИ, за петербургским терактом стояла именно активно действующая в Ошской и Баткенской областях Кыргызстана группировка «Таухид валь-Джихад». Ее лидер и заказчик теракта, видимо, Сирожиддин Мухтаров (он же «Абу-Солох»), уроженец Кара-Суу близ Оша. По некоторым данным, раньше он был связан с «сетью Хаккани» в Пакистане, а сейчас его группировка действует в интересах сирийской «Джейш аль-Фатх». Боевики «Таухид», ранее действовавшей под другими именами, в прошлом участвовали в подготовке терактов по всему постсоветскому пространству, среди прочего они могут быть причастны к теракту против посольства КНР в Кыргызстане в прошлом году.
— Что можно сказать о динамике выезда представителей среднеазиатских государств «на джихад» на Ближний Восток? Какова статистика по отдельным государствам, и в какой мере ей можно доверять?
— Пока, к сожалению, проблема «террористической эмиграции» из Средней Азии стоит очень остро. В последние годы она даже демонстрирует тенденцию к росту, и неясно, когда он иссякнет. По имеющимся данным, на сегодняшний день из Таджикистана в Сирию и Ирак выехало около 1100 человек или 13,3 человека на 100 тыс. населения. Из Кыргызстана выехало 600 человек (10,5), из Казахстана – более 300 человек (примерно 1,8). Точных данных по Узбекистану и Туркменистану нет, по примерным прикидкам, оттуда в Сирию и Ирак выехало до 2000 человек. В 2016 г. наиболее активный поток боевиков шел из Таджикистана, где после попытки переворота и запрета Партии исламского возрождения начался рост террористической активности.
— Чем объясняется привлекательность радикально-исламистских течений разного рода для части активной мусульманской молодежи (и не только молодежи) Средней Азии? Какой смысл вкладывался в теракт в Санкт-Петербурге, что этим хотели сказать?
— В горячие точки едет преимущественно молодежь от 16 до 35 лет, традиционно мужчины, но в последние годы они часто увозят за собой к террористам жен и сестер. Проведенные мной исследования показывают, что причиной «террористической эмиграции» становится не столько ультимативная нищета, сколько жизненный тупик. Боевики перед отъездом часто имели постоянную работу, семью, но не видели перспектив в социальном или личностном плане. Часто это стремление к социальной мобильности, карьере или продолжению образования, которое не может быть реализовано в конкретных социальных условиях. Например, в Ошской области этнические узбеки по факту лишены возможности поступить в вуз или пойти на госслужбу из-за межнациональных проблем и изоляции своих общин. В Западном Казахстане остро стоит проблема кланового непотизма, отсутствия нормальных социальных лифтов, неблагоприятный социальный фон, включая криминализацию молодого поколения. В других случаях за уходом в террористы стоят личные проблемы — развод, несостоявшийся брак, конфликт с семьей.
В последние годы растет число вербовок молодежи, связанной с криминальными кругами, порой первичная индоктринация происходит в местах лишения свободы. Религиозные экстремисты часто образуют в тюрьмах ЦА отдельные сообщества с кассой взаимопомощи, альтернативные «общаку» и системе правил «воровского мира». Учитывая, что в Афганистане религиозные радикалы контролируют контрабанду наркотиков, существует риск формирования в регионе криминально-террористических ОПГ по образцу латиноамериканских наркокартелей с аналогичными политическими амбициями, а также силовыми и финансовыми возможностями.
— Насколько вероятно создание единого джихадистского фронта, замыкающего Северный Кавказ через Поволжье на Среднюю Азию? Несколько лет назад подобная перспектива выглядела достаточно реалистично. Однако после серьезных успехов силовиков, фактически разгромивших радикально-исламистские группировки в ранее проблемных российских регионах, основным источником опасности стали именно среднеазиаты. Возможно ли замыкание такого фронта через неформальные диаспоральные структуры в России?
— Подобное развитие событий имеет ограниченную вероятность. Трудовая миграция из ЦА в Россию часто имеет маятниковый характер, то есть значительная часть мигрантов то уезжает, то возвращается, не находясь постоянно в том или ином регионе. Поэтому вербовка мигрантов для создания долгосрочной инфраструктуры бандподполья часто лишена смысла. Ячейки, судя по имеющимся данным, часто ориентированы либо на вербовку членов для отъезда в Сирию, либо проведение одиночных терактов.
Правда, на примере теракта в Петербурге мы видим, что в качестве постоянных «резидентов» в российских городах боевики используют уроженцев ЦА, получивших российское гражданство. В некоторых случаях, возможно, террористические центры специально выделяют средства на взятки или подделку документов для решения данной задачи, а потом заставляют своих агентов «отрабатывать» вложенные средства.
— Наиболее простыми мерами, которые обязаны принять российские власти с целью недопущения разрастания исламистского подполья на базе выходцев из Средней Азии, представляются уничтожение внутренней питательной среды для него (полукриминальных анклавов вроде питерского «Апраксиного двора») и, что более важно, ужесточение паспортно-визового режима для мигрантов, и в целом сокращение и переформатирование общего миграционного потока, даже без криминальной составляющей негативно сказывающегося на российском трудовом рынке. Согласны ли вы с этим? Ваши предложения?
— На мой взгляд, для борьбы с вовлечением трудовых мигрантов в криминальную и террористическую деятельность нужно принимать один и тот же комплекс мер. Во-первых, необходимы централизованные программы трудоустройства и размещения, реализуемые в том числе на уровне родных регионов: диалог по линии ТПП и иных союзов, определение потребности конкретного региона в рабочей силе, рекрутирования согласно представленным планам, централизованное размещение в месте работы. Это необходимо, чтобы не было ситуаций, когда приехавший в Россию мигрант хаотично ищет место, долго остается без работы и живет в случайных, не предназначенных для этого местах. Подобная ситуация толкает любого человека на социальное дно.
Во-вторых, действительно необходима работа в сфере религиозного быта, борьба с подпольными молельными комнатами, которые используются радикалы в своих целях. Объективно в ряде крупных городов не хватает мечетей для приезжих мусульман, а постройка новых затруднена ценами на землю и плотностью застройки в центре мегаполисов. Разумным выходом было бы создание сети молельных комнат под контролем местных духовных управлений и надзором властей, где работает много мигрантов. Необходимо наладить систему визитов в такие места официальных священнослужителей, доставку религиозно-просветительской литературы.
В-третьих, необходима социальная работа по линии этнических и культурных сообществ, от языковых курсов и культурных мероприятий до клубов знакомств. Необходимо дать возможность трудовым мигрантам жить в стране пребывания социальной жизнью, а не искать ее суррогат в сектах и радикальных кружках.
Основной проблемой является то, что сейчас многие мигранты из Таджикистана и Узбекистана не имеют легального статуса, следовательно, оказываются вне любых организованных мер. В случае Кыргызстана этот вопрос решается в связи со вступлением республики в ЕАЭС и расширения трудовых прав ее граждан в России. Однако в случае других республик необходим принципиальной подход к определению легального статуса их граждан и правил их пребывания в России.
Беседовала Яна Амелина, секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба