Евразийский
Аналитический
Клуб

Материал впервые опубликован на сайте Станрадар.

Трагические события в Актобе привлекли внимание к проблеме террористического подполья в Казахстане. Вплоть до терактов 2011-2012 годов республика воспринималось, как государство практически свободное от проявлений религиозного экстремизма и терроризма особенно на фоне проблем Таджикистана и Узбекистана, где радикальное подполье было наиболее активно. Однако в 2010-е факт наличия схожих проблем в РК стал несомненным.

События в Актобе показали, что на территории страны могут действовать крупные, до 50 человек, «спящие ячейки» готовые к рискованным вооруженным выступлениям. Атаки 5 июня 2016 года на оружейный магазин и воинскую часть, как ни странно, по форме больше всего напоминали попытку захватить город – воспользовавшись фактором внезапности и расслабленностью силовиков. Благодаря мужеству казахстанских военных эта атака была отбита, однако необходимо попытаться понять, насколько велик риск повторения подобных атак – вновь?

В цикле статей мы постараемся рассмотреть основные доступные факты о террористическом подполье, чтобы понять его масштабы, угрозу и перспективы развития.

В этом материале  попробуем понять — сколько в Казахстане террористов и экстремистов?

Оценим масштабы террористической угрозы в Казахстане по данным официальным структур. Согласно правовой статистике в 2008-2013 гг за преступления, связанные с терроризмом и экстремизмом было осуждено не менее 308 человек[1]. Из них более двух третей (210 человек) было осуждено в течение 2012-2013 гг в период реакции властей на усиление террористической активности в республике[2].

Если ориентироваться на более детализованные данные более раннего периода[3], примерно каждый четвертый из задержанных по делам о терроризме не привлекался к уголовной ответственности по тем или иным причинам, включая нехватку улик, что позволяет говорить о численности выявленных в тот период в Казахстане экстремистов и террористов — до 500 человек.

Доступны некоторые данные о статистике «террористической эмиграции». Исследовательница Татьяна Дронзина со ссылкой на КНБ Казахстана сообщала о том, что ведомство располагало на конец 2014 года данными о 303 выехавших в Сирию гражданах республики, из которых 150 человек – непосредственно боевики, другие 150 – члены их семей. Еще около 200 человек, по этим сведениям, находились в Афганистане, где сражались на стороне террористической группировки «Исламской Движение Узбекистана»[4].

Учитывая, что на конец 2015 года наказание в тюрьмах отбывало 400 заключенных[5], можно утверждать, что на свободе находится от 400 до 700 человек казахстанских экстремистов, ранее попадавших в поле зрения властей в качестве подозреваемых. Впрочем, необходимо оговориться, что, по имеющимся неполным данным, 70,3% арестованных были пассивными членами экстремистских организаций, не участвовавших ни в терактах, ни в пропаганде, ни в вербовочной работе. Так 40,6% осужденных были уличены только в жертвовании средств на нужды экстремистских группировок, 29,7% — осуждены за участие в деятельности своих ячеек без дополнительных обвинений, т.е. по сути только за укрывательство[6].

Видимо, идейная мотивация этой прослойки радикалов невелика, поэтому из 400 отбывающих наказание экстремистов, отказавшимися от радикальных убеждений значатся 250 человек (62,5%). Часть случаев может объясняться не сменой убеждений, а вынужденным конформизмом, однако эти цифры как минимум отражают готовность однажды арестованных экстремистов к уступкам перед властью и обществом и отказу от дальнейшей нелегальной работы.

К сожалению, мы не располагаем точными данными о том, насколько велика в Казахстане как-либо связанная или сочувствующая экстремистам среда. Ясно, что статистика арестованных – только вершина айсберга. По данным КНБ, только в одной Актюбинской области на учете в качестве «салафитов» стоят 1565 человек, 90 из которых числятся склонными к терроризму («являются потенциальными «джихадистами»»)[7]. Данные по всему Казахстану недоступны, однако известно, что КНБ и МВД в рамках борьбы с экстремизмом ведут работу с сотнями людей. Например, известно, что за неполный 2015-й в республике было «профилактировано» 723 человека, «причастных к экстремистским действиям»[8].

Причем нужно учитывать и несовершенство учета спецслужб Казахстана. Например, в группировке, совершившей теракт в Актобе состояло минимум 45 человек, причем там практиковались общие собрания, большинство активистов знали друг друга[9], что сильно облегчало работу органов. Однако по итогам мы видим, что местные силовики оказались совершенно не готовы к теракту, т.е. либо вообще не знали о существовании столь крупной организации, либо не смогли создать для ее освещения каких-либо агентурных позиций. Поэтому о том какова «латентность» экстремистских организаций в целом по стране – судить весьма трудно.

Для сравнения можно напомнить, что в соседнем Кыргызстане с меньшим в несколько раз населением на учете стоит 1866 человек приверженцев экстремистских религиозных организаций[10]. Учитывая, что упомянутая Актюбинская область считается относительно «сложным» регионом по уровню распространения экстремистских идей, можно предположить, что численность лиц, непосредственно связанных с экстремистской и деятельностью и реально склонных к терроризму, в республике находится в пределах 1 тысячи человек. Общая численность среды, в той или иной мере связанной с радикалами или сочувствующей им, по самым максимальным оценкам не более 20-35 тысяч человек. Причем большая часть последний категории не представляет реальной угрозы для государственной и общественной безопасности.

Кроме того, нужно делать скидку на несовершенство работы казахстанских специальных служб. В 2011 году КНБ и милиция оказались не готовы к вспышке террора, с которыми не сталкивались ранее, и долго были совершенно дезориентированы. По свидетельствам экспертов, в том числе связанных с региональными спецслужбами, казахстанские власти первое время практически не вели какой-то системной оперативной работы, пытаясь подавить волны террора с помощью массовых облав в «подозрительных» средах, особенно в общинах иммигрантов. Но тем самым часто только нагнетали недовольство и недоверие к себе самим[11].

Нельзя исключать, что значительная часть подпольной инфраструктуры осталась или даже остается до сих пор вне пределов поля зрения спецслужб. Показателен пример Актобе, где об акции, в которую были вовлечены более 20 человек до последнего момента не знали силы правопорядка, которые, вероятно, просто не замечали группировку молодых радикалов и не пытались поставить ее под агентурное наблюдение.